Все новости
Общество
12 Мая 2020, 11:28

Маленькие герои противостояли войне

В 1941 году Зинаиде Овчинниковой было 14 летКаждый год становится все меньше и меньше тех, кто имел непосредственное отношение к военным действиям, тех, кто участвовал в боях, трудился на благо Победы в тылу. Среди них есть и другие свидетели войны - дети, наши сверстники.У детей войны разные судьбы, но всех их объединяет общая трагедия, невосполнимая потеря прекрасного мира детства. Не в срок повзрослевшие, не по годам мудрые и невероятно стойкие, маленькие герои противостояли войне. Их патриотизм во время Великой Отечественной войны, отчаянная храбрость и трудовые подвиги навсегда останутся в памяти нашего народа.

В 1941 году Зинаиде Овчинниковой было 14 лет
Каждый год становится все меньше и меньше тех, кто имел непосредственное отношение к военным действиям, тех, кто участвовал в боях, трудился на благо Победы в тылу. Среди них есть и другие свидетели войны - дети, наши сверстники.
У детей войны разные судьбы, но всех их объединяет общая трагедия, невосполнимая потеря прекрасного мира детства. Не в срок повзрослевшие, не по годам мудрые и невероятно стойкие, маленькие герои противостояли войне. Их патриотизм во время Великой Отечественной войны, отчаянная храбрость и трудовые подвиги навсегда останутся в памяти нашего народа.
Зинаида Григорьевна Николаева (Овчинникова), жительница деревни Юность, родилась 10 сентября 1927 года в деревне Имчаг Шаранского района. В период с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года она работала в тылу. Нам повезло, мы не раз встречались и беседовали с Зинаидой Григорьевной. Человек старой закалки, она очень интересно и обстоятельно рассказывала о своем нелегком детстве, о работе и отдыхе, о родных и близких…
В 1941 году Зинаиде Григорьевне Овчинниковой было 14 лет.
Из довоенного детства Зинаида Григорьевна вспоминала поездку с отцом в 1939 году в город Туймазы. Колхозники возили туда зерно на элеватор. На рынке она уговорила отца купить стакан черной смородины, почему-то в те времена в деревне ее не выращивали. На вкус Зина представляла ее как сладковатую черемуху. Но попробовав несколько ягод, сморщилась от кислятины. Вместо того, чтобы отвезти ягоды домой и угостить маму и сестер, не придумала ничего лучше, как проталкивать их в дырочку в днище брички. Так и очистила стакан. На берегу речки, протекавшей около Туймазов, увидела ракушки и уговорила отца остановиться. Набрала их очень много и дома раздала своим сестренкам и друзьям…
Воспоминаниями Зинаиды Григорьевны мы хотим поделиться с читателями газеты.
«… Посредине деревни была «пожарка». Две лошади стояли под навесом, их постоянно кормили и пасли. Там же находилась телега, на которой стояла большая деревянная бочка с водой. На другой телеге стоял насос. За водой съезжали к роднику в глубокий и широкий овраг. Рядом с навесом на перекладине висел сломанный плуг, об него ударяли железным прутом, если надо было срочно собрать народ, чтобы сообщить что-то важное.
Деревня у нас была большая – 75 домов в три улицы. Дома были крыты соломой. Из-за частых пожаров бани строили подальше от домов, в овраге. Детей в деревне было много. Только в десяти домах было 69 детей разного возраста. Школа в деревне была начальная, учились в две смены. Писали карандашами и перьевыми ручками. Чернила наливали в пузырьки. Из школы и в школу чернильницу носили в руках. Выходили всей школой на первомайские демонстрации и на 7 ноября. Ходили вместе со взрослыми с красными флагами, исполняли песни.
1941-й был голодный год. Наш отец, Григорий Иванович Овчинников, уехал на лошади менять вещи на зерно. А когда вернулся, то сказал, что началась война. Деревня притихла. На полях и фермах по-прежнему шла работа. Во время отдыха взрослые собирались группами, мужчины курили и о чем-то вполголоса говорили. Женщины вытирали слезы уголками платков, фартуков, вздыхали: «Как жить без кормильцев, как растить детей?». С момента начала войны всем мужчинам призывного возраста был дан приказ собрать вещмешок и быть наготове.
5 сентября 1941 года мой отец со своими братьями с утра уехал сеять озимую рожь. Время обеда еще не наступило, а мой отец и его брат уже пришли с поля. Мы сразу догадались, в чем дело. Мама заплакала, вслед за ней и я. Наскоро перекусив тем, что было, папа взял вещмешок и вышел на улицу. Провожающих было немного, так как все были на работе. Из некоторых домов на фронт уходили и отец, и старшие сыновья. Папа нас успокаивал: «Да что вы плачете? Мы же ненадолго». Чуть позже на войну ушли три его брата.
Отец писал с фронта. Письма были короткие, писал во время передышки. Спрашивал, как дома, как хозяйство, как растут девочки, как идут дела в колхозе. У отца был красивый, разборчивый почерк. Письма читала и отвечала ему я, мама была неграмотная, а я до войны закончила 4 класса. С началом войны тетрадей не хватало, и мы писали на газетах. По осени, когда еще было более-менее тепло, мы ходили в школу. В дождь сидели дома, так как и лапти, и одежда быстро промокали. А по мере того, как приближалась зима, мы по очереди школу побросали, потому, что не было теплой одежды.
Во время войны сельсовет находился в деревне Сакты. И вот в январе 1942-го года маме передали, что ее вызывают туда, но причину не сообщили. На улице трескучий мороз. Я и мои сестры сидели на лавке и смотрели, как мама одевается. Она утеплилась, чем и как могла, на ноги надела лапти. Нам сказала, что скоро вернется и ушла. Причиной вызова в сельсовет был лист – похоронка с 17-ю фамилиями. Из нашей деревни была одна фамилия – это был наш отец. Когда маме сообщили об этом, ей стало плохо, и вернуться домой одна она не смогла. Мы ее долго ждали. Хотелось есть, от окна не отходили. Маме помогли дойти домой добрые люди. По ее виду мы поняли, что случилась беда. Позднее мы узнали, что наш отец умер от ран 7 января 1942 года и похоронен на Богословском кладбище в городе Торжок Новоторжского района Калининской (ныне Тверской) области.
Когда мужчин призывного возраста в деревне не осталось, все тяготы легли на плечи женщин и подростков. Рабочих лошадей в колхозе к тому времени не осталось (только старые и больные). Рабочий день у всех был ненормированным. Уходили на работу рано, по росе, проводив табун. После рабочего дня надо было натаскать воды домой и полить огород. Пока доходили до поля, ноги в лаптях промокали. А когда начинали полоть зерновые, то мокрыми были по пояс. Никто не отдыхал, так как надо было до обеда выполнить норму, сбегать в лес, нарвать на обед траву (щавель, медуницу, борщовник, сныть), собрать хворост и опять же бегом домой, чтобы приготовить обед. Обед сможешь приготовить, если дома есть спички. Если нет, то смотрели, у кого из трубы идет дым. Брали из печки потухшие угли, насыпали в ведро и бегом к тем, у кого печка топится. Хозяева доставали раскаленные угли и смешивали с потухшими. Пока доходили обратно домой – угли разгорались. Их высыпали в печку, на них хворост, ставили в чугунке воду, потом в кипящую воду добавляли нарезанную траву, соль (если есть). И все – обед готов. Вот такой приходилось совершать марафон, чтобы пообедать и опять на работу. Выполнив дневную норму, опять нарвав травы и собрав хворост, возвращались домой. Пока мама готовила ужин из травы и грибов, мы поливали огород. Воду носили из глубокого оврага. Кое-как успевали поужинать, опять слышим стук об железо. Это возле «пожарки» бригадир железным прутом ударял о сломанный плуг, что означало – надо выходить в ночную смену на работу. Около «пожарки» на столбе был закреплен щит, сколоченный из досок. Часто на нем можно было видеть стенгазеты. Как сейчас помню, в одной из газет во время созревания и уборки хлебов был нарисован колос и написано: «Каждый колос – удар по врагу!» Так как деревня была большая, и имелось несколько ферм, то нанимали сторожа. Ходил он с колотушкой. На собрании строго-настрого всем было сказано, если сторож постучит в дверь или окно – обязательно впустить его и накормить.
Во вторую военную осень не успели убрать с поля овес. Рано подморозило и выпал снег. Дети, одевшись теплее, с серпами выходили в поле. Сначала стряхивали снег, затем срезали только метелки овса и собирали в холщовые мешки. Мальчики на санях увозили овес на конюшню. В 1942 - 1943-х годах было очень голодно. В округе не осталось съедобной травы, далеко приходилось ходить собирать грибы. Часто по деревне ходили люди, просили милостыню. За одними только дверь закрывалась, так тут же другие стучатся. Особенно много их было зимой. Весной собирали в поле оставшиеся с осени колосья, очищали от шелухи, сушили, мололи на жерновах и варили еду. Из-за плесени умирало много детей и пожилых. Еще весной в огороде и на колхозном поле собирали оставшуюся прошлогоднюю картошку, ее очищали, сушили, толкли в ступе – получался крахмал серого цвета. Из него пекли лепешки.
Независимо от того, сколько человек было в семье, обязывали сушить картошку и лук для фронта. Картошку чистили очень тонко, резали на брусочки, величиной с мизинец, на какое-то время опускали в кипящую воду, вытаскивали, помешивая, давали обсохнуть, раскладывали на доски и ставили в печку. Температура в печи тоже должна быть определенная, чтобы картошка не испеклась или не оставалась сырой. Мама от печи не отходила, то и дело вытаскивала доски, очень быстро переворачивала бруски картошки и обратно отправляла в печь. В результате получалась такая хрустящая, сладкая, ароматная вкуснятина. Мама давала нам по одной штуке, остальное пересыпала в холщовый мешок и убирала. Картошка была не у всех, а у кого и была, то немного. Норма была не менее 1 килограмма, но в результате получалось – кто сколько смог. Лук же нарезали кольцами, каждое кольцо отделяли друг от друга и подвяливали на воздухе, потом досушивали в печи. В долгие зимние вечера вязали для солдат носки, варежки, перчатки. Мама рассказывала, как одна девушка из деревни Васильевка связала перчатки и вложила вовнутрь бумажку со своим адресом. После войны, парень, которому достались перчатки, приехал к ней.
Для посева за семенами ходили в Туймазы, Кандры, Маты. Когда дорога была грязная (апрель), 16 кг зерна приносили в мешках на плечах. А когда подсыхала дорога, то брали с собой тележки маленькие и на двоих привозили 50 кг. В дорогу надевали новые лапти, вторую пару брали про запас. За зерном ходили со всех колхозов, поэтому по обеим сторонам дороги до самых Туймазов лежали брошенные дырявые лапти.
С наступлением весны начиналась самая горячая пора. На лошадей надежды не было, и всю работу выполняли вручную. Во время посадки картофеля плуг тянули 6 человек, и я (Зинаида Овчинникова) в том числе. К плугу привязывали 3 веревки, к концам веревок по центру были привязаны 3 прочные палки, каждую палку тянули по два человека. Плугом управляла женщина постарше и повыносливее. Картошку бросали дети 10 - 12-ти лет. Дважды ее пололи. Осенью картофель и свеклу выкапывали, с поля отвозили в поселок Маты Бакалинского района на спиртзавод. Спирт был необходим для военных госпиталей. Говорили, что все, что мы делаем – это для фронта. Мальчики-подростки на больных и ослабленных лошадях бороновали поля, если лошадь могла тянуть борону. С кормами для них кое-как «дотягивали» до весны, а трава весной еще только проклюнулась. Лошади целый день работать не могли, падали прямо в поле. И поэтому приказано было на боронование вывести своих коров. У нас была черная безрогая корова с белым пятном на лбу. Привязали к ней борону, с двух сторон - веревки. Нам было ее очень жалко, и мы помогали тащить эту тяжелую борону: мама с одной стороны, а я – с другой. Так и ходили втроем, пока не заканчивали отведенный нам для боронования участок.
На один трудодень выдавали 100 г муки грубого помола. Умещались эти 100 граммов на ладони. Женщины снимали головные платки, муку насыпали на угол платка, завязывали в узелок. Эти граммы надо было распределить на ужин, завтрак и обед. В чугунок, где варилась трава, вливали разведенную в холодной воде муку. И так три раза в день. Посытнее становилось, когда начинала вырастать картошка. Поэтому на работу выходили все: и дети, и старики, лишь бы заработать эти граммы.
Летом пололи поля с горчицей, ячменем, рожью, пшеницей, овсом и просом. Заготавливали для ферм веткорма, силос из крапивы. Зимой развозили корм по фермам для овец, коров, свиней, лошадей. Молодежь 14 - 16-ти лет отправляли в лес, как тогда говорили, «драть лубки» - заготавливать мочало. Его отвозили в город Туймазы.
Несмотря на постоянную занятость на разных видах работ, мы умели и отдыхать. До войны в деревне было 17 гармонистов, 13 балалаечников, 3 гитариста, аккордеонист (к сожалению, во время войны многие музыкальные инструменты поменяли на продукты). На вечерки собирались после работы, когда управлялись с домашними делами. Мы и работали на совесть, и веселились от души, несмотря на тяжелое время…
8 мая 1945 года в городе Туймазы мы получали зерно для колхоза и остались на ночевку у знакомых. Утром прибежала соседка и сказала, что закончилась война. Мы выбежали на улицу со своими мешками. Шел мелкий дождь. По улице шли люди с красными флагами, пели, плакали, обнимались. Мы поспешили домой, чтобы сообщить всем радостную весть. После обеда были дома. Моя тетя Настя на крыше правления укрепила кочергу, на ней развевался ее красный шелковый платок…».
В июле 1948 года Зинаиде Овчинниковой вручили медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 - 1945 гг.» Как и другие труженики тыла, Зинаида Григорьевна была награждена юбилейными медалями: к 40-летию, 50-летию, 60-летию, 65-летию и 70-летию Победы в Великой Отечественной войне. За добросовестный труд в сельском хозяйстве ей присвоено почетное звание «Ветеран труда».
Справка
Работа ученицы 8 класса Киры Назаровой «Военное детство Овчинниковой Зинаиды Григорьевны» (руководитель Э. А. Акбулатова) заняла второе место на XII Республиканской научно-практической конференции «Старт в науку – 2020», прошедшей в г. Стерлитамак.
Благодарим Т. Г. Катасонову (дочь Зинаиды Григорьевны) за предоставленные документы и фотографии из семейного архива.
Н. Назарова, учитель СОШ д. Три Ключа.
На фото: 1933 год. Семья Овчинниковых: Григорий Иванович (отец), Ефросинья Анисимовна (мать), дочери Зинаида (в центре) и Любовь, а также Терентий Овчинников - братишка отца.
Читайте нас: